ХРАМ СВЯТОГО ПРАВЕДНОГО ИОАННА КРОНШТАДТСКОГО

ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В ГАМБУРГЕ

РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ МОСКОВСКИЙ ПАТРИАРХАТ

памяти доктора медицины Арнольда / Амвросия Бакгауза, доброго пастыря, православного протоиерея немецкого происхождения
дата рождения: 23 августа 1923; дата смерти: 3 апреля 2005

Сначала я хотел бы рассказать вам совсем простую историю. Как вы знаете, я священник Русской православной Церкви с 1950 г., врач с 1952 г., много десятков лет служил портовым врачом. Так вот, в порту был рабочий, которому нужно было окреститься. Он собирался жениться на гречанке, но сделать это он мог, только если будет крещен. Его прислали ко мне. Все происходило в ночную смену: мы сидели в крошечной уютной комнатке над Эльбой, из которой можно было видеть проплывающие мимо корабли, и беседовали. Я рассказывал ему о церкви и о крещении, оба мы были, естественно, уставшими. Он был дружески ко мне расположен и сказал: «Господин доктор, Вы так стараетесь». Но что-то было не совсем так. И тут я произнес: «Но Господь Иисус Христос … ». – «Да!» сказал он — «Вот Его я знаю! Каждое утро, когда я встаю с постели, я становлюсь на колени, разговариваю с моим Господом Иисусом Христом, и тогда день проходит как надо».

Да, вот так мы ошибаемся в людях. И хотя, конечно, он не знал о том, что Господь Иисус Христос – Сын Божий, ничего не знал о Святой Троице, Церковью для него был гамбургский Михель ¹, но Господа Иисуса Христа он знал. И мой младший брат – он всегда все критиковал – сказал мне: «Зачем ты его еще раз крестил, он же ведь был крещен?» Нет, конечно же он не был крещен, и я его окрестил. Но вот что интересно – и я с этим часто сталкивался – есть люди, которые говорят: «Нет, Господи, к тебе я не имею никакого отношения», – и которые потом все-таки идут за Господом, как этот гамбургский портовый рабочий, который лучше владел нижненемецким диалектом, чем литературным немецким языком.

Родился я в Баварии на Штарнбергском озере в маленьком местечке Зекинг. Это был 1923 год – непростое время. После первой мировой войны, после инфляции медленно упорядочивалась жизнь. В больших виллах на Штарнбергском озере жили известные люди (например Элли Най, пианистка). Они не хотели, чтобы их дети учились в простой школе и присылали их к моему отцу: он был учителем, имел маленькую частную школу в небольшом доме на горе.

В то время я, как и тот гамбургский рабочий, ничего не знал о церкви. Меня крестили водой Штарнбергского озера в деревенской церквушке. По утрам мы всегда пели. Моя мама садилась за рояль, и мы все вместе пели. Тогда я был совсем маленький и рос очень медленно. Потом шли рассказы, и моя мама очень много читала вслух. Благодаря этому со всей необходимой литературой я познакомился еще до экзаменов на аттестат зрелости. Сначала сказки, затем легенды; читали, например, «Парацельса» Кольбенхайера², не знаю, помните ли вы его, потом драмы, в соответствии с нашим возрастом: нас было пятеро детей. Мама была актрисой мюнхенского театра. Вместе со своим первым мужем она разыскала в архивах старую пьесу «Оберуферская райская игра». Фактически она вернула ее к жизни. С небольшой группой молодых людей мама объездила почти весь мир, где они играли эту и некоторые другие старые пьесы. Мы, дети, тоже принимали в них участие, изображали ангелов или еще что-либо прекрасное. Таким образом я многое впитал в себя без посещения церкви.
Затем наступили времена, когда Гитлер подошел к Фельдхернхалле³ и когда Рудольф Штайнер⁴ создал свой маленький кружок. В течение пятнадцати лет моя мама была одним из самых близких к Рудольфу Штайнеру людей. Расскажу одну историю, которая произвела на нее сильное впечатление. Рудольф Штайнер в течение трех часов читал доклад и ни разу не произнес имя «Христос». При этом он не делал паузы. Это выглядело примерно так: «Теперь мы поговорим о господине (немецкое слово Herr означает – господин и Господь, прим. пер.), Он нас спас, этот господин родился в Вифлееме», – и т. д. Мою маму это поразило. Странно, но так бывает, вдруг в вас зазвучит имя «Иисус Христос», хотя никто его в данный момент не произносит. Я снял небольшой 12-минутный фильм: «Видеть людей глазами Бога». Фильм – для молодых людей. На экране сначала ничего нет – только красивый пейзаж, – я вспоминаю творение Бога, потом появляются люди: я находился как раз в Вюрцбурге перед епископской резиденцией. Очень странное ощущение, когда ты говоришь: «Бог создал всех нас. Он смотрит на нас с любовью», – как-будто звучит имя Иисуса Христа. Молодые люди смотрят этот фильм с восторгом и говорят: «Да, все мы созданы по образу Божию». Появляется несколько маленьких детей, затем, по центру, фонтан, и около него Рименшнайдер⁵ с другими художниками. Он держит в руках статуэтку. И тут я говорю: «Так же, как художник создает из имеющегося у него материала статуэтку в форме человека, красивого человека, Бог создает из материала этого мира, из земли, из всей земной действительности человека по своему подобию».
Отношения с Рудольфом Штайнером не имели в дальнейшем продолжения ни для мамы, ни для меня – все это казалось мне слишком рациональным и слишком умным.

Это была одна из моих первых встреч со Священным Писанием. Священное Писание читалось у нас постоянно. Оно мне очень нравилось. Мне тогда было семь – восемь лет, но теперь я могу точно сказать, что Священное Писание – это книга, которая преподносит мне истину, или, лучше сказать, истина – это личность Иисуса Христа: ее нельзя облечь в слова, но она отражает действительность. Апостолы принимают причастие и спорят – так я представлял себе мир, и так же я представляю его и сейчас; это было для меня непосредственной действительностью, не подлежащей сомнению. Я и не собирался сомневаться. Да, – не подлежащей сомнению действительностью, и слово Бога просто удивительно. Если вы вспомните Евангелие, ведь Господь Иисус Христос разговаривает совершенно удивительным образом, и эту Его удивительную манеру разговаривать я нахожу в простом переводе Лютера, который для меня лучше всех справочников и комментариев. Это слово меня трогает. Как Господь обращается там к людям: Он рассказывает им какую-нибудь историю, затем Он говорит о блудницах и мытарях. Он пришел в этот мир, чтобы подобно врачу сделать здоровыми больных, а не праведников. Меня с самого начала это так трогало. Значит, в то время должны были быть еще и праведники: ведь мы же все грешники. Но когда Господь говорит: «Лучше я пойду к блудницам и мытарям, потому что они, действительно, нуждаются в моем слове», – выходит, что мы в полном порядке. Нет, так Он не говорит, но это каким-то образом так звучит. Господь обращается с нами удивительным образом, и со мной тоже.

Затем мой отец начал работать учителем в маленькой деревенской школе в Круземарке, недалеко от Эльбы, позже в Тильбере. Здесь-то я и познакомился с церковью, так как я должен был помогать отцу; я должен был переключать регистры органа, на котором он играл. И вы можете себе представить, попробуйте представить себе: я вхожу в церковь (тогда мне было восемь или девять лет), но иду не туда, где все приветствуют пастора низким поклоном, а поднимаюсь вверх по лестнице. Затем спереди, в церкви, начинается служба, но я стою позади органа, переключаю регистры и прислушиваюсь, когда для продолжения игры на органе отцу снова понадобится воздух. Таким образом, я ни разу не слышал проповедей в церкви. В этом я никого не упрекаю: так получилось.

В 1936 году мы переехали в Гамбург, т. к. я должен был начать учиться в старших классах. Мой отец работал учителем в Аренсбурге. Я поступил в «вальдорфскую»⁶ школу. Уже тогда она отличалась оригинальностью. Удивительно то, как наши учителя знакомили нас с Евангелием. Это же было запрещено, преподавание Закона Божьего не велось. Проводились политические занятия. Нужно было рассказывать про арийцев и тому подобные вещи. Кому повезло, тот был ариец. Однажды учитель принес нам длинный список избранных мест из Библии и Нового Завета и сказал: «У всех есть дома Библия – прочитайте, а затем мы это обсудим на уроке литературы». Мы сидели дома и читали, как он сказал. Что было написано о Боге или Христе в этих текстах, я вообще не могу вспомнить, но я помню, как мы, мальчики, восхищались нашим учителем, его мужеством: мы же знали, как опасно было в такое время проповедывать Евангелие. В одном ряду со «Сказанием о Зигфриде», «Песней о Хильдебранде»⁷, произведениями Гете и другими подобными вещами – Священное Писание.

Это было очень необычно. Священное Писание я, собственно, воспринимал как чудесную книгу. Я совершенно не могу вспомнить те места, которые учитель тогда выписал. Заповеди всегда были для меня руководством к действию. Я не знаю, кто мне это сказал: такие высказывания есть в евангелической, католической и православной теологии. Но для меня это было само собой разумеющимся. Бог, Который создал мир, в своих заповедях дал нам по милости своей руководство по эксплуатации этого мира. Это важно, ибо каждый молодой человек сталкивается с тем, что его обманывают. Ему говорят: «Если ты нарушишь заповеди Господа, тебе будет плохо!» Ничего подобного. Каждый разумный ребенок нарушает заповедь и ждет, когда ему будет плохо, а ему вообще плохо не становится, потому что Бог нас любит. Он – не карающий жестокий Бог, воспитывающий нас при помощи кнута.

Но если мы начнем жить по заповедям, только попытаемся, – ну можно ведь немножко попробовать: не клеветать на своих ближних, например, – тогда вдруг заметим, как прекрасен мир. Собственно, заповеди всегда были для меня путем или светильником на пути, по которому я иду, путем, которым можно идти, и сами заповеди становились еще прекраснее в величаниях и жизни Иисуса Христа. И если бы мы попытались их понемногу выполнять со всей покорностью и осознанием своего несовершенства, тогда заметили бы, что Господь прав! Мир великолепен, если следовать заповедям (но это трудно).

В 1942 году я сдал экзамены на аттестат зрелости. В это время произошла еще одна история, которая мне очень запомнилась. Наш директор сказал: «Теперь я выпускаю вас на свободу». Что означает свобода? Ведь у меня уже лежала в кармане повестка о призыве в армию. И я твердо решил не применять силу. Некоторые молодые люди в восторге от войны, но для меня это было совершенно немыслимо. Затем у нас с мамой вышла неприятность с гестапо. Не знаю, известна ли вам фамилия Мельдерс⁸? Мельдерс – знаменитый летчик-истребитель, на его счету было много сбитых самолетов. Он был очень известен. Одновременно он являлся руководителем католического молодежного движения, что правящим кругам было неугодно. Вероятно, он разбился во время полета на транспортном Ю-52, но все думали, что его убили, так как власти не могли смириться с тем, чтобы верующий христианин был первоклассным летчиком в армии великого вождя Адольфа Гитлера и при этом проповедовал Евангелие. Существовало письмо Мельдерса, которое он написал в начале войны своим друзьям. В то время поднялся большой шум, и царило великое воодушевление неверующих, издевающихся над Богом. Но затем, когда появились первые погибшие и раненые и положение стало действительно серьезным, оказалось, что христиане – истинные герои. Письмо Мельдерса мы с мамой переписывали от руки и распространяли. Естественно, это добром не кончилось: нас допрашивало гестапо. Последствия для меня оказались забавными (мне вскоре предстояли экзамены на аттестат зрелости) – в моей воинской книжке появилась запись: использовать только на Восточном фронте.

Страшная вещь – тоталитарные системы, но в них есть и что-то человеческое, не так ли. Гестаповцы подумали: «Он – тупица, убивать его мы не станем, он все-таки образован, хорошо сдал экзамены, может быть, он будет нам полезен». Так я попал сначала в г. Шлезвиг для обучения, потом на русский фронт. И мне повезло. Именно благодаря моему твердому намерению никого не убивать мне, действительно, повезло. Когда люди в небе, как те бедные канадцы, разрушившие Дрезден, сидят в темноте в своих самолетах и ориентируются только по отметкам на карте, и нажимают на кнопки, они же вообще никого не видят. Или когда люди стоят у больших орудий, стреляющих на расстояние свыше 30 км, им не видно, что происходит. Но на фронте они, конечно же, смотрят противнику в глаза. Удивительно, но я это часто испытывал. За участие в рукопашных боях в немецкой армии давали знак отличия. Помню, 24 декабря 1943 года лежал глубокий снег, нас атаковали русские – мы должны были отбивать атаку. И тогда раздался выстрел из калибра 8,8. Это – большое зенитное орудие, огонь прикрытия был очень недолгим, и я – один из немногих выживших в этом бою. Все участники боя – молодые люди, ничего не понимавшие. Потом мы оказались в окопе. Я подхожу к русскому – он стоит напротив меня – и смотрю на него, и заговариваю с ним на плохом русском языке. Жутко не было, мы с ним договорились на том, что для нас с ним война кончилась. Я получил первое очко для знака отличия за участие в рукопашных боях. Позже еще один раз в ночном бою – это было среди маленьких березок – я вдруг оказался перед русским с автоматом. Я смотрю на него и говорю: «Товарищ, войне – конец». Я взял его в плен – второе очко. Но так получалось только потому, что я никому не хотел причинять зла, в том числе и тем, кто не имел возможности никого не убивать. Это получается только в том случае, когда смотришь своему противнику в глаза и можешь с ним говорить, можешь проповедовать мир на войне. Но в условиях современных войн это едва ли возможно.

Итак, все складывалось хорошо, и я был убежден, что Иисус Христос – это тот, на кого можно полностью положиться. Потом я попал в плен, но об этом не хочу много рассказывать. В течение полугода меня допрашивал НКВД. Они, видимо, заметили, что я говорил по-немецки, по-русски, по-итальянски и по-английски, поэтому не хотели верить, что я был обер-ефрейтор, думали, что на самом деле я – старший офицер, который может рассказать им что-то важное. Допросы состояли в том, что по ночам меня поднимали с постели, приводили в небольшую комнату, где свет был, но его выключали. Горела маленькая свечка, и я должен был рассказывать свою биографию снова и снова. И что удивительно, когда вы сидите напротив двух русских офицеров НКВД высокого звания и один из них на хорошем немецком говорит: «А теперь рассказывайте», – и вы рассказываете в который раз о своей жизни, и замечаете, что ваша жизнь становится для вас чужой, что есть некоторые вещи, уже принявшие свой образ, даже если вы потом осознаете, что это совсем не так. Знаете, в чем заключается большое различие между НКВД и гестапо? Гестапо – грубое и жестокое, и, когда допрос окончен, вас уводят. У русских было забавно. Ночь – на исходе, я в очередной раз заканчивал рассказ о своей жизни, медленно всходило солнце, и русские говорили: «На сегодня – все. Теперь выкурим по одной». В ужасных условиях тайги, почти у Полярного Круга, на Крайнем Севере России в них сохранились еще остатки человечности даже по отношению к немцу-военнопленному. И так было у меня везде, я мог бы рассказать еще много историй, я чувствовал как и тогда — в этом собственно и проблема — , как и во время катастроф, в плену, на войне, позднее во время наводнения в Гамбурге не нужна церковь, не нужно ничего, нужны только вера в Иисуса Христа и молитва, и беседа с Господом.
Но если нет катастрофы все становится очень странно. Так желтый царь⁹, почти мифологический китайский царь сказал как-то, когда его спросили, почему люди так любят войну: «Потому что они знают, что им нужно делать. Все четко и ясно». – «На коня, друзья, на коня, только на войне мужчина еще чего-то стоит, там сердце еще что-то значит».

Волею случая я вернулся домой относительно рано, так как моя фамилия начинается на букву «Б». Был приготовлен поезд для возвращения пленных в Германию, прежде всего для евреев, которые тоже были взяты в плен. Их погрузили первыми, потом еще кого-то, и два вагона оказались свободными. Что должен был делать бедный комендант? Он заполнил оба вагона по алфавиту, не отправлять же состав пустым. И таким образом уже 9-го ноября 1945 года – мой второй день рождения – я вернулся домой с убеждением, что можно жить с Христом, что просто молитва, общение с Христом все улаживают, что на это можно положиться, за это можно умереть. Молодому человеку умирать не так страшно. Это покажется странным, но молодые люди не боятся смерти, легко идут на риск. Пример тому – автомобильные гонки. Чем старше люди становятся, тем это труднее. В домах для престарелых никто не хочет умирать.

А потом все не заладилось. Моя красивая ясная простая вера в Иисуса Христа всюду приводила к недоразумениям и неприятностям, я причинял людям страдания, чего я совсем не хотел. Я продолжал жить так, как жил на войне и в плену, и ничего не получалось.

Тогда я задумался: я человек любопытный. И первым результатом моих размышлений стало большое сомнение в претензиях христианства на абсолютность. В русском плену я был вместе с монголами, познакомился со многими людьми, с религиями – почти нет. Я не видел в России православной церкви, монголы, естественно, тоже. Я получил опыт общения с людьми, которые ничего не знали о Христе, были представителями совершенно других культур, но тоже были людьми. Я начал учиться в университете, изучал философию – не закончил. Изучал «Упанишады»¹¹, «И цзин» («Книгу перемен»)¹², Конфуция¹³, Мэн-цзы¹⁴, учил немного китайский, так как думал, что должно быть что-то более грандиозное. «Тибетская книга мертвых»¹⁵ – огромные миры открываются, простые и ясные, и – это удивительно – полные красивых историй. Молодой китаец 2000 лет тому назад идет по дороге, подходит к забору и видит старого человека, который ухаживает за розами. Он видит, как этот человек спускается с ведром в колодец и потом с ведром в руке поднимается наверх. «Дедушка, иди-ка сюда, ты в своем уме? Нужно сделать колесо, привязать веревку. Тогда ты сможешь спустить ведро вниз, выкурить трубку, снова поднять ведро и полить свои розы». – «Нет, – говорит старик, – если я буду поливать мои розы машиной, они перестанут так пахнуть». И многие другие истории. Вы их знаете, эти китайские истории.

Был долгий путь, долгие размышления. Почему это длилось так долго, я не знаю. вероятно, Господу так было угодно. Ответ оказался очень простым: ни в одной другой религии и философии мира Бог не знает меня по имени. Известна ли Ему моя фамилия, я не знаю, но Он знает меня по имени, так как с этим именем я был крещен. Он ко мне обращался по этому имени. Этим именем Он будет называть меня, когда я предстану перед Ним на Страшном Суде. Это меня просто пленило. Я не первый, кто этим пленился. Первый, кто мне известен из литературы, – это Паскаль¹⁶. В «Мыслях» ¹⁷ он пишет: «И если это свидетельство христианства было бы настолько же невероятным, насколько возможным, один к двум миллионам, я бы ручался, что это так, на этом я строю свою жизнь». Да, благодаря этому я, собственно, впервые осознанно стал христианином. Я прочитал много докладов о вере и сознании, не хочу повторяться. Но вот всегда одна и та же проблема. Рабочий, о котором я рассказывал вначале, знал имя Христа неосознанно, и все было в порядке. Но есть и другие люди, как вы и я, которые должны, могут и хотят, которые могут думать. И я думал.

А затем была Церковь. Церковь мне было нелегко принять. В ней было так много вещей, которые мне не подходили, но потом я понял, что мы же все люди, праведники и грешники, и что в Церковь созываются праведники и грешники и как раз в своем плачевном состоянии образуют сообщество, святое сообщество. Сначала это для меня было только теорией. Теоретически я понимал. В то время я уже был врачом, портовым врачом. В обязанности портового врача входит многое: от питьевой воды на кораблях, шума, вибрации, пьянства, венерических заболеваний до пребывания в одиночестве и всего, что с этим связано. Странно, моряки пили, потому что жили вдесятером в тесном, душном помещении в форпике¹⁸. Когда они оставляли помещение, их обдавал холодный ветер. Постепенно корабли совершенствовались. На больших современных кораблях даже юнга уже имел каюту с ванной комнатой, естественно, звуконепроницаемую, почти вибростойкую. И что произошло? Теперь они сидели поодиночке в своих каютах «люкс». Раньше мы отдыхали вместе на палубе, кто-нибудь играл на корабельном пианино, мы попивали пивко, ветер дул в лицо, мы были вместе, мы были компанией. Теперь компания распалась. Каждый сидел один, закрыв дверь из-за кондиционера, слушал свой магнитофон в одиночестве – пьянство возобновилось.

Потом верфь «Гамбург Зюд» стала строить суда, на которых проходы устроены таким образом, что люди должны были встречаться друг с другом, это просто ужасно. На некоторых больших судах есть мостики, где еще находятся два человека. Но на маленьких кораблях на мостике стоит только один человек. Каждые десять или двадцать минут он должен нажимать на кнопку, чтобы показать, что он не спит, иначе весь корабль будет поднят по тревоге. Так он плывет в одиночестве, несет свою вахту. Затем на смену приходит другой, прямо из постели, говорит: «Привет». – «Привет», – отвечает первый и уходит. На одиночество я насмотрелся на кораблях достаточно. Для меня естественные науки, медицина и церковь, действительно, – единое целое. Церковь собирает нас вместе, в общество. У русских я часто сталкивался с интересным моментом: сидят вместе, потом, прежде чем разойтись, говорят: Спасибо, … «Спасибо за компанию». Сначала мне это не совсем было ясно, теперь-то я понял. Мы – zoon politicon, общественные животные, мы зависим друг от друга. И даже если мы живем отшельниками в пустыне, все-таки мы принадлежим друг другу.
После осознания всего этого я стал спокойно относиться к бюрократии в Церкви, к церковному устройству, иерархии и т. д. Затем у меня возникла проблема: существуют разные Церкви, я был крещен в евангелической Церкви, но из моего рассказа вы смогли понять, что я не был конфирмован: все это мне было не по душе. Ну и что теперь? Какую Церковь выбрать? Это был 1948–1949 год. Для меня существовали только две — Евангелическая и Католическая Церкви. Хочется спросить, каким же глупым можно быть? Ведь мысль о какой-нибудь Англиканской церкви у меня просто не возникала: Свободные Церкви были в то время сектами – их не принимали всерьез. И я смирился с этим. Немного изучал евангелическую теологию. Сильное впечатление произвели на меня комментарии Карла Барта¹⁹ к «Посланию св. апостола Павла к римлянам», написанному еще до 1521 года. И ведь имя Карла Барта тогда мне ничего не говорило. Потом я познакомился с Шютцем (Шютц был пастором церкви св. Николая в Гамбурге) – и с католической теологией. Тут я могу назвать, прежде всего, Романо Гуардини²⁰, Одо Казеля²¹ и затем Фому Аквинского²². Это меня очень увлекло, «Сумма Теологии»²³ – великолепная книга.
Сейчас я говорю то же самое, что я испытывал тогда, хотя с научной точки зрения это, может быть, неправильно. Фома пишет: «Он сказал…», – и затем цитирует высказывания святых отцов и арабов, и всех остальных по этому вопросу. Потом следует обобщение, и он пишет: «Затем говорю я». То, что я ощущал в то время, ощущаю и сейчас: нет логической взаимосвязи. Фома анализирует, что сказала человеческая мудрость, но вместо того, чтобы вывести интеграл, так сказать, обобщить, он исповедует свою веру. Великолепно, но не совсем научно. Эта основательная книга своей одухотворенностью, религиозным содержанием оказала большое влияние на мое мышление и жизнь, но я в жизни действительно видел и то, о чем мой православный епископ мне позже всегда снова повторял: «Не проповедуй того, во что не веришь».

В то время я уже год работал священником и чувствовал себя немного обиженным этим, теперь я больше не обижаюсь, я все еще не во все верю, но уж если я во что-то верю, то я верю в это, действительно.
Это мне подарил Бог, это в моем сердце, и об этом я могу говорить, и это понятно. Фома Аквинский делает то же самое, он показывает (я тоже люблю это делать, чтобы доказать, какой я умный), сколько он всего прочитал, и…, и затем исповедует свою веру.

Да, и тогда я подумал: ведь есть же еще Православная Церковь. В то время было очень мало православной литературы на немецком языке. Были переводы Мальцева²⁴ начала столетия, две книги Эренберга²⁵ о философии религии и философии русских. Позже в Берлине появилась книга митрополита Серафима²⁶ о православии. Русским я тогда владел уже хорошо, но не в такой степени, чтобы все читать. Греческий я знал все еще посредственно. На французском было очень много литературы.

Вот так вот это выглядело, и вот в 1950 г. я стал православным. И по абсолютно ясным мотивам: в Евангелической Церкви мне недоставало мира, в котором есть благословение воды, дома, пищи, мира единения с усопшими. Христос ведь однозначно говорит: «Яко слушаяй словесе моего, и веруяй пославшему мя, имать живот вечный …». Он говорит также: «Егда мертвые услышат глас сына Божия и услышавше оживут». Это – Воскресение Иисуса Христа. Воскресение Иисуса Христа выражается (теперь я бы сказал то же самое, и тогда для меня это был основной мотив), в конечном итоге, в том, что с усопшими я связан молитвой и любовью. В этом реализуется действительность Воскресения Иисуса Христа. Его можно и по-другому реализовать, но сейчас я говорю о себе. Поэтому Евангелическая Церковь в то время, в 1949 г., не была для меня подходящим местом, не была моей невестой.

Католическая Церковь казалась мне слишком умной. Странный факт: люди полагают, что врачи, естествоиспытатели мыслят логически и именно врач точно знает, что вот этот орган, например, не работает. Естественно, я должен провести тщательное исследование, не все врачи делают это как следует. А именно: измерить давление крови, сделать анализ крови, анализ мочи, посмотреть пациента, послушать сердце и т. д. Все это очень важно. Но то, что из этого получается, это нечто более значительное, это – творческий результат, компьютер на это не способен. И это удивительно. До сих пор я предпочитаю сам смотреть ЭКГ. Когда вам назначают ЭКГ, от вас ничего больше не требуется. Все сделает компьютер – определит дефекты, сделает распечатку: вот это – так, а это – так, это в порядке, а вот здесь дефект и т. д. Но каждый раз, когда я смотрел кардиаграммы, ощупывал пульс и т. п., я испытывал что-то особенное. Мне было совершенно ясно, что все наше мышление является подготовкой к тому, чтобы поверить. Благодаря вере работа становится более надежной. Подключаются все мои знания, которые перерастают затем в уверенность. Это совершенно особый процесс.

А Католическая Церковь – и тогда, перед 2-м Вселенским церковным Собором была другой (вспомните Дельфингера, его книгу, где были собраны все решения собора) – имела простые понятия. Я не забуду одного иезуита, моего хорошего приятеля. Когда я хотел его о чем-то спросить, я был таким маленьким, а он таким большим. У меня всегда возникало ощущение, что он поворачивается назад, выдвигает ящик стола и читает мне, что там написано. Вот такое впечатление было у меня тогда от Церкви. Церковь имела бесконечное множество правильных теоретических положений и выводов. Они применяются на практике, и я этого просто не воспринимал. Человек ведь совсем другой. До сих пор все еще так на деле – мы упорно отказываемся погребать умерших после кремирования. Господь Иисус Христос был положен в могилу, и с нами должно быть то же самое. Но вот недавно в Гамбурге умер один болгарин. Перед смертью он выразил желание быть захороненным в родной земле, а стоимость транспортировки гроба со всеми дополнительными расходами составила 15–20 тыс. евро. Тогда один из наших старых священников спросил епископа: «Господин епископ, Вы это оплатите?» Тот ответил: «Нет, с какой стати?» – «Сам он не может оплатить, но он хотел бы в родной земле…» – «Ну, тогда пусть его сожгут».

Думая о том, как мы обращаемся с церковными правилами, я все еще вспоминаю выдвижные ящики. И тогда я пошел в Православную Церковь, потому что согласно моему опыту практика играет, естественно, большую роль – это был мой мир и остается им до сегодняшнего дня.

И еще. Удивительно, но существует высшая степень оценки явления, не обсценивающая, однако, других явлений этого же порядка, и именно на этом феномене основана любовь и вера. «Если я люблю свою жену не больше всех женщин на свете, если она для меня не единственная, прекрасная женщина, какая только может быть, тогда я не должен на ней жениться», – так мне говорила еще моя мама. Но если я выражаю свою любовь словами: «Ты такая красивая – и волосы, и фигура, а вот посмотри на другую – какая она противная, а вон та – просто ужас!» Это глупо, это, действительно, неумно. Но именно так мы зачастую и поступаем: так, именно так восхваляем мы нашу любимую, плохо отзываясь при этом о других. Так вот, не обесценивающая других высшая оценка своего, а без высшей оценки не обойтись. Так же обстоит дело и в вопросах веры. И это то, что меня всегда поражало в вере. Как ни странно, православные, которые отличаются исключительной канонической строгостью, с другой стороны, проявляют невероятную естественную открытость. Не это ли вы всегда наблюдаете? Например, следуют длинные заявления и толстые письма: «Мы не принимаем участия в этих экуменических заседаниях, потому что, потому что, потому что…» – мне не нужно объяснять. И когда вы приходите на следующее заседание, кто сидит в первых рядах? Православные епископы. Да, это плохо, нет, это невозможно. Как можно так себя вести? С подобной ситуацией я сталкивался еще в порту. Я занимался работой по совместительству. С одной фирмой мы выполняли совместную работу по борьбе со вшами. И вдруг я получаю сердитое письмо из правящего сената: «Вы занимаетесь работой по совместительству без разрешения. Объясните, в чем дело?» Я туда позвонил и сказал: «Знаете, у меня есть разрешение». – «Что?», – сказали там. «У Вас есть разрешение?» – «Да, – говорю я, – у меня оно есть, Вы разве не проверили?» – «Нет, – отвечают, – мы думали, что у Вас нет». – «И что теперь?» – «Ах, – отвечают, – выбросьте письмо в корзину». И подобное обращение я наблюдал, извините, со многими церковными документами. Как много написано бессмысленных, резких документов, невежественных и заносчивых, и православными тоже, просто невероятно! Многие русские в России не знают католиков и евангелистов; есть несколько, но православные их не видели. И абсолютно другое отношение православных Церквей во Франции, где они существуют уже давно, то же и в Германии, и в Америке, где православные видят, что другие ведь не чудовища, а тоже люди. Но у кого такого опыта нет – обесценивающая других высшая оценка своего. Это для меня и в вере чрезвычайно важно. Если свою Церковь я люблю не от всего сердца, если она не просто… – это то самое личностное решение. Это то, что как раз Папа…, сейчас вышла книга, где собраны высказывания Папы о других религиях и других конфессиях, о евреях и мусульманах. Он пишет, сегодняшний Папа, – и я считаю это удивительным, – что он ведет честный образ жизни и с точки зрения его веры это намного важнее того, что он католик. Это совершенно неожиданно для католиков, для православных, собственно, – тоже. Но для всех нас это – действительность.

Ну, а потом я стал православным. Священником я не собирался быть. Эта мысль никогда бы не пришла мне в голову, что за нелепая идея! Однажды я находился в церкви, я был одним из молодых людей, постоянно посещающих богослужения, сейчас бы сказали, я был алтарником, и епископ Афанасий – мы были с ним в хороших отношениях – говорит мне: «Хочешь стать священником?» Я говорю: «Я не знаю». Тут он говорит: «Но ты очень подходишь». – «Господин епископ, если Вы считаете…» – «Но ты должен жениться или лучше нет!» Я тогда был близок с одной берлинкой, она тоже была православной и по-русски говорила лучше меня, настоящая берлинская девушка. Мы были очень счастливы друг с другом, но не женаты. Это был 1948–1949 год, поженились мы в пятидесятом году. У молодых я это часто наблюдаю, у моих друзей, если не жениться своевременно, на своей первой любви, потом очень трудно на это решиться. Поэтому воздержание не является чем-то глупым, это – абсолютно разумная вещь. Но об этом я не стану говорить. Когда я сказал своей будущей жене, – «Ну да… я думаю… мы же собираемся пожениться», – мы поженились. Я очень доволен, ничего не имею против. Мы были женаты 50 лет. Вскоре после Золотой свадьбы моя жена умерла. Собственно, прекрасно все не могло быть. Супружество меня тоже кое-чему научило. Брак предусматривает терпение и то, что я называю доверие авансом. Не подумайте – конечно, у нас были трудности. Я вспоминаю: моя жена была брюзгой по утрам. Вы знаете, что это такое. Когда она вставала с постели, она была просто ведьмой, и после того, как она выпивала кофе и выкуривала сигарету, становилась симпатичной женщиной. Я же мог это знать, тогда я уже был врачом: есть люди с очень стабильным содержанием сахара в крови, например, как ни странно, я. Целый день я могу ничего не есть, и ничего не случится. Но у многих при этом падает содержание сахара в крови, и иногда они начинают трястись, но, прежде всего, становятся угрюмыми, сами они этого, естественно, не осознают, они лишь так реагируют. Пока я в этом разобрался, прошло довольно много времени. В течение нескольких месяцев я злился на эту женщину, которая была такой милой и нежной, но по утрам становилась просто невыносимой. Как только я все понял, – я осознал, что опять имею дело со странным феноменом (голова идет кругом, как иногда нужно все продумывать!) – ситуация показалась мне забавной. Моя жена вставала, я наблюдал, что там делает эта старая ведьма, потом подавал ей кофе, сигарету, и можно было видеть, как она расцветала и становилась красивой женщиной. Я мог бы рассказать много подобных историй. Это связано с двумя вещами, в частности с тем, что я называю доверием авансом: когда с самого начала предполагается, что другой прав, и, я бы сказал, в 99,99999 процентов случаев это подтверждается. Только зачастую ты не имеешь возможности в этом убедиться, уже развелся, прежде чем это понял. Супружество было для меня, конечно, чудесным временем, но и, естественно, большой школой. Совместная жизнь с человеком – это подарок, непостижимый подарок, но и испытание.
Я это снова переношу на Церковь. Собственно, в Православной Церкви я себя чувствовал на самом деле очень хорошо. Чему я научился из теологии? Совершенно ничему. Только через молитву. В православных песнопениях и молитвах сосредоточена вся теология. Когда я должен прочитать какой-нибудь доклад, разумеется, я просматриваю умные книги, но мне это, собственно, не нужно. Мне нужна только литургия, а она бесконечна. Это как-никак многие тома, где собраны все службы года. Если вы вспомните Преображение – прекрасный тропарь: «Преобразился еси на горе, Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою», с тем, чтобы они, когда он умрет на кресте, смогли понять, что это были Его добровольные страдания. Я мог бы назвать десятки таких вещей, в которых в кратких изречениях – тропарях, кондаках – сосредоточена вся мудрость теологии, которая используются в молитве. Много позже, лет десять назад, я познакомился с евангелическими и католическими сборниками церковных песнопений. Вчера я был в одной баптистской церкви, посмотрел после этого сборник баптистских песнопений и был снова удивлен, сколько ясной, четкой теологии содержится в этих песнопениях, поучений в форме песни, но одновременно и в рациональной, точно продуманной форме, и именно через молитву.

Итак, теологию я изучал через молитву и, естественно, через беседу. В то время я был одним из немногих священнослужителей, кто хорошо говорил по-немецки, поэтому меня повсюду приглашали. И здесь я должен заметить, что поначалу это было нечто нечленораздельное, так как мне приходилось выступать перед именитыми профессорами. Но потом за рюмкой вина я понял: то, что они говорили, было взято из энциклопедии «Британника». После этого я стал немного храбрее. Тогда еще не было Интернета и других изобретений, с помощью которых можно легко получать информацию, а нужно было читать или же молиться.

Бесконечно многому меня научила исповедь, не моя собственная, она тоже хороша. У нас перед причастием люди исповедуются. Интересно, что в то время, когда я стал священником, люди подходили к причастию 3–4 раза в год, хотя причастие совершается за каждой литургией, т. е. каждое воскресенье. Сейчас причащаются практически все, их никто этому не учил, просто во всех церквах так. Характерное для всех церквей увлечение причастием. А это значит, что у нас на исповеди бывает 20, 30, 40 человек. Так вот, на исповеди я узнал то, что является, так сказать, нравственной теологией. Некоторые люди записывают все свои грехи, и тогда я пугаюсь, когда вижу три больших исписанных страницы, которые они потом будут читать, чтобы не забыть чего-либо. Я всегда говорю: это не важно. Когда ты идешь к врачу, ты должен сказать ему, чем ты страдаешь. Вот это важно – тебе не нужно перечислять все подробности своей жизни. Но есть еще люди, и православные тоже, которые считают, что прощаются только те грехи, которые будут названы. Большое заблуждение, лжеучение, но широко распространено.

И когда видишь, чем люди страдают… опять странно, приходят на исповедь и повторяют одно и то же. Как духовник думаешь: «Мой дорогой, разве так должно быть?» Одна совершенно безобидная история: «Отец Амвросий, я снова перешел дорогу на красный свет». То же самое вы слышите и на следующей неделе, и еще, и еще. В конце концов говоришь: «Скажи, ты должен переходить дорогу на красный свет?» – «Ну, мне так хочется, но это же не очень страшно?» – «Нет, – говорю я, – страшного в этом ничего нет, если дети рядом не стоят». Но когда у тебя болит, и это я испытывал, конечно же, важны молитвы и величания, и все, что говорит Церковь. Каждый переживает в соответствии со своей нравственной структурой, и для врача тоже важно поговорить с человеком об этой нравственной структуре.
Я уже очень долго говорю, сейчас заканчиваю.
Собственно, я еще хочу поговорить только об упорядоченной молитвенной жизни и посте.

«Этот род выходит только молитвой и постом». Не нужно обязательно поститься, отказавшись от еды, можно ездить по городу со скоростью лишь 50 км/час или делать все, что угодно, или отложить трубку и час не курить. Но в жизни происходят такие вещи, которые я делаю не из разумных соображений, а ради Бога, или я готовлюсь к чему-либо. Моя мама была чтицей, всегда читала много докладов, даже в свои 92 года. Перед докладом она всегда целый день постилась и лишь после этого немного ела.

Таким аккуратным я не являюсь, но я понял, жизнь должна быть настолько проникнута моей любовью к Богу, чтобы эта любовь отражалась даже на самых прозаических сторонах моей жизни. Самое простое – это соблюдать правила поста. Это практично, но есть и много других способов.

А именно: молитва. Недавно у меня была конференция в Кирхберге, и я говорил об искушении. Человек живет не хлебом единым. Не нам ли предназначен вопрос: для чего тебе нужно больше времени – для еды или для молитвы? Вам не нужно на него отвечать, но вопрос тревожный. Я сейчас не говорю о постоянной молитве Православной Церкви, а лишь о понятной молитвенной практике. Я привык молиться много часов днем, и чем старше я становлюсь, тем больше. Даже если я должен делать что-то другое, потому что я ощущаю, это является моей сущностью: разговаривать с Богом, беседовать с Ним, с Иисусом Христом, обращаться к Нему, слушать Его, следить за этим во время молитвы, не переставать этому удивляться, а также решиться на молитву: «Да будет воля Твоя» – кому другому, как ни Богу, я дам полную доверенность на свою жизнь, когда я говорю: «Да будет воля Твоя», потому что эта молитва очень важная.

Вот одна из православных молитв, – и на этом я закончу – которая оказала большое влияние на мою жизнь. Ее произносят во время поста несколько раз в день, но ее можно читать всегда: «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему. Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков, аминь».
Большое спасибо.

Примечания переводчика:
1 Гамбургский Михель (Михаэлискирхе) является одним из символов Гамбурга. Примерно в 1648 году Михель был построен в первый раз, и с тех пор несколько раз разрушался огнем и войнами и восстанавливался вновь. Имея 2500 посадочных мест, Михель является самой большой церковью Гамбурга.
2 Эрвин Гвидо Кольбенхайер (1878–1962) – австрийский писатель, автор трилогии о Парацельсе (1917–1926).
3 Фельдхернхалле – «Галерея полководцев» («Feldherrnhalle»). Архитектурное сооружение в Мюнхене, на площади перед которым 9 ноября 1923 г. баварская правительственная полиция пустила в ход оружие и разогнала колонну нацистов во главе с фюрером НСДАП, тем самым ликвидировав путч Гитлера, пытавшегося захватить власть в Баварии и начать марш на Берлин, чтобы свергнуть общегерманское правительство и покончить с буржуазно-демократической Веймарской республикой. Сам Гитлер позорно бежал вместе с Гиммлером, бросив на произвол судьбы убитых и раненых сообщников. После прихода Гитлера к власти они были канонизированы как «мученики» нацистского движения, а сам этот день объявлен национальным праздником.
4 Рудольф Штайнер (1861–1925), автор значительных трудов в области философии и теории науки, основатель антропософии. Им были даны значительные импульсы в архитектуре, театральном искусстве, создано новое искусство движения – эвритмия; основанный им метод ведения сельского хозяйства является пионером экологического сельского хозяйства, а идеи в области социальной жизни положены в основу деятельности многих учреждений, консультационных фирм и банков. Нельзя не упомянуть и о вдохновленной им лечебной педагогике и медицине. Однако, наибольшую известность его имя получило в связи с широким распространением педагогических учреждений, прежде всего детских садов и школ, работающих на основе созданной им педагогики.
5 Тильман Рименшнайдер – выдающийся баварский скульптор и резчик по дереву (1460–1531).
6 Первая «вальдорфская» школа была основана в 1919 году директором табачной фабрики «Вальдорф-Астория» Эмилем Мольтом (при содействии Рудольфа Штайнера) для детей рабочих этой фабрики. С тех пор «вальдорфские» школы, называемые еще школами Рудольфа Штайнера, завоевали признание во всем мире. Они работают при поддержке ЮНЕСКО и правительств многих стран. Обучение в этих школах направлено на развитие творческой духовной личности, отсутствует система оценок.
7 «Сказание о Зигфриде», «Песня о Хильдебранде» – германские эпические сказания.
8 Мельдерс, Вернер (Mölders), (1913–1941), летчик-истребитель Люфтваффе, генерал авиации. В 1938 году был направлен в Испанию в составе легиона «Кондор» за два месяца до его расформирования. Сбил 14 самолетов противника, чем завоевал славу одного из лучших пилотов Германии. С июня 1940 по июль 1941 года участвовал в боях во Франции и битве за Англию. По официальной статистике Люфтваффе Мельдерс сбил 115 самолетов противника, из которых 68 приходятся на Западный фронт. Был инспектором летного состава при штабе Главного командования Люфтваффе. Первым среди летчиков удостоен Рыцарского креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Командовал боевыми действиями авиации в Крыму. После того как покончил с собой 17 ноября 1941 летчик-ас Эрнст Удет, Мельдерс был вызван в Берлин, в почетный караул у гроба Удета. 21 ноября 1941 в сложных метеоусловиях на бомбардировщике Хе-111 зацепился за провода в районе Бреслау и разбился.
9 Желтый царь – Чжэнь, представитель династии Цинь. В 221 году до н. э. Чжэню удалось разгромить всех своих противников и завершить объединение страны. Он принял титул Цинь Ши-хуан-ди, что в переводе означает: циньский великий желтый царь-государь. В период его правления китайцы вели много войн с гуннами – кочевниками, населявшими Монголию. Набеги кочевников опустошали северные провинции Китая, и для борьбы с ними китайцы создали массовую конницу.
9 Отрывок из стихотворения Ф. Шиллера в подстрочном переводе.
11 Упанишады (санскр. упанишад, букв. – сидение около) – древнеиндийские религиозно-философские комментарии к священным книгам – ведам, их заключительная часть – основа всех ортодоксальных (принимающих авторитет вед) религиозно-философских систем Индии, в т. ч. веданты. Упанишады сложились в основном в VII – V веках до н. э. Священные книги Индии (Веды и Упанишады) – одни из старейших священных писаний нашего мира.
12 «И цзин» («Книга перемен») – древнекитайский письменный памятник, первоначально использовавшийся при гадании и затем вошедший в конфуцианский канон «У цзин» (Пятикнижие). Наиболее ранний слой «И ц.» включает 64 графические фигуры (так называемые гексаграммы) с афоризмом при каждой из них, разъясняющим её значение. Этот слой датируется приблизительно 8–7 вв. до н. э. В 4–3 вв. до н. э. появились многочисленные интерпретации гексаграмм и афоризмов (так называемые десять крыльев), заложившие основу специфического направления древнекитайской мысли, которое исходит из представления об изменчивости всего существующего и циклического перехода одних явлений в другие вследствие взаимодействия сил инь и ян (сил тьмы и света).
13 Конфуций – Кун-фу-цзы, китайский мудрец, основатель государственной религии Китая (551– 479 гг. до Рождества Христова). Учение Конфуция, основываясь на естественном стремлении человека к счастью, исключительно занималось вопросами этики и житейского благоразумия и совершенно не касалось сверхчувственной области веры.
14 Мэн-цзы – Мэн Кэ (372–289 гг. до н. э.), древнекитайский философ, один из самых активных последователей Конфуция, обеспечивший всеобщее признание его учению.
15 «Тибетская Книга Мертвых» является книгой наставлений для мертвого или умирающего. Ее предназначение – служить путеводителем для умершего во время его пребывания в состоянии «Барда», описанного символически как промежуточное состояние в сорок девять дней между смертью и новым рождением.
16 Паскаль, Блез (Pascal, Blaise) (1623–1662) – французский религиозный мыслитель, математик и физик, один из величайших умов 17-го столетия.
17 «Мысли» – полное название «Мысли г. Паскаля о религии и о некоторых других предметах» (1669).
18 Форпик – крайний носовой отсек судна, наиболее подверженный ударам волн.
19 Барт (Barth) Карл (р. 10.5.1886, Базель) – швейцарский протестантский теолог, один из основателей так называемой диалектической теологии. Первый крупный труд Барта «Послание апостола Павла к римлянам» (1918).
20 Гуардини (Guardini) Романо, (17.2.1885, Верона, — 1.10.1968, Мюнхен), религиозный деятель, философ-идеалист, писатель и публицист.
21 Казель, Одо (Casel Ode) – католический теолог 20-го века.
22 Фома Аквинский,Фома Аквинат (Thomas Aquinas) (1225–1274) – средневековый философ и теолог, величайший католический авторитет и святой. К лику святых католической церкви причислен в 1323 году. В 1567 признан пятым «учителем церкви». Святые отцы православной церкви, в том числе, святитель Игнатий Брянчанинов подвергли труды Фомы жесткой критики. В частности, популярное в России в то время «Подражание» этого католического святого согласно словам святителя Игнатия глубоко ошибочно, «прелестно», то есть не построено на опыте жизни во Христе, но рассудочно и выражает «мнение» философа, но не познано практически.
23 «Сумма Теологии» – главный труд Фомы Аквинского.
24 Протоиерей Алексий Мальцев (1854–1915) с 1886 года служил благочинным и настоятелем императорской российской посольской церкви в Берлине. Он поддерживал тесные контакты с немецкими богословами, и его публикации до сих пор служат важным источником для изучения жизни русских православных общин в Германии. За двадцать лет (с 1890 по 1911 год) он издал немецкие переводы почти всех богослужебных книг, с параллельным церковнославянским текстом и комментариями. Большое место в трудах отца Алексия занимала практическая деятельность: благотворительность, строительство новых храмов, распространение знаний о Православии в немецком обществе.
25 Эренберг, Ганс Филипп (1883-1958) – немецкий социолог, философ и писатель, евангелический пастор, приверженец экуменизма.
26 Митрополит Серафим (Лукьянов Александр Иванович) (1879 — 1959) С 1921 по 1923 гг. возглавлял Автономную Православную Церковь в Финляндии. С 1927 по 1945 гг. возглавлял Западно-Европейскую епархию РПЗЦ. Служил в Париже. Митрополит (1938). Экзарх Московского Патриархата в Западной Европе (1948). С 1949 г. на покое. В 1954 г. возвратился в Россию.