Псалом Давида, когда он был в пустыне Иудейской

Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я;
Тебя жаждет душа моя,
по Тебе томится плоть моя,
в земле пустой, иссохшей и безводной,
чтобы видеть силу Твою и славу Твою,
как я видел Тебя во святилище.
Ибо милость Твоя лучше, нежели жизнь.
Уста мои восхвалят Тебя.
Так благословлю Тебя в жизни моей;
во имя Твое вознесу руки мои.
Как туком и елеем насыщается душа моя,
и радостным гласом восхваляют Тебя уста мои,
когда я вспоминаю о Тебе на постели моей
размышляю о Тебе в ночные стражи.
Ибо Ты помощь моя,
и в тени крыл Твоих я возрадуюсь.
К Тебе прилепилась душа моя;
десница Твоя поддерживает меня.
А те, которые ищут погибели душе моей,
сойдут в преисподнюю земли;
сразят их силою меча;
достанутся они в добычу лисицам.
Царь же возвеселится о Боге,
восхвален будет всякий, клянущийся Им,
ибо заградятся уста говорящих неправду.

 

Предлагаю Вашему вниманию, дорогие братья и сестры, размышление о 62 псалме нашего прихожанина, замечательного фотохудожника Юрия Бутеруса.

Пустыня – вот главный образ и двигатель псалма. И вокруг него я хотел бы покружить и намотать на ус эту одну из самых светлых песен Давида. И мы также поем ее в церкви на вечерней службе, она входит в Шестопсалмие.

«Земля пустынная, непроходимая и безводная». Здесь много чего можно услышать: и опыт «отцов-пустынников и жен непорочных»; и троекратное искушение Христа; и камни, которые хоть и не завопили, но не выросли хлебами; и молитву Моисея, человека Божия; и опять камень, из которого брызнул потоп и возник сад.

Когда Давид бежал в пустыню. 

«Боже, Боже мой, поутру взываю к Тебе», к Тебе утреннюю, т.е. мой первый утренний вздох и начало дня я посвящаю Тебе. «Возжаждала Тебя душа моя, томлюсь я по Тебе во плоти моей», когда не только тело, но и душа, когда вся плоть возжаждала многократно. Уж не страх ли это гонит пророка, поднимает его с раннего утра? О чем как будто бы в следующем псалме «от страха перед врагами избавь душу мою». Нет же, послушайте: «Возжаждала Тебя душа моя, многократно возжаждала плоть моя» — весь человек целиком преобразился, стал одним раскрытым ртом-воронкой: «ЖАЖДУ!». Это как извещение той Божественной жажды на Кресте, семь слов Спасителя и седьмое заключительное «ЖАЖДУ!», наносит в пустыню барханы воды. 

Когда мы в городах как в пустыне, тогда мне кажется, что бежать больше некуда. Ведь человек был изначально задуман для сада, а не для пустыни. И первое дело — каждому из нас, казалось бы, быть садовником, возделывая сад, и, в определенном смысле, исполнить свое райское предназначение как «культурное». Слово cultura — латинское, изначально имеющее отношение к земледелию — «возделывать землю», так же и, возделывая пустыню, творить из нее humus — землю плодородную, «пока не изольется на нас Дух свыше и пустыня не сделается садом», как это у пророка Исайи.  

Я чуть отклонюсь от псалма Давида, чтобы посмотреть, что есть «пустыня» в перспективе русской культуры. И, пожалуй, что тут мне в помощь бесценный опыт Достоевского в «Братьях Карамазовых», где нам явлен дух пустыни, могучий и злой, и три искушения, три человеческие жажды: пред кем преклониться, кому вручить свою совесть и, наконец, главная человеческая жажда — к объединению всех в один «бесспорный общий и согласный муравейник». Умен черт, ничего не скажешь! Но ведь и мы с «умом Христовым» и вслед за Сыном Человеческим владеем «культурой различения», различения духов и помыслов. И разве нам уже не показывали в мгновение ока «все царства мира и славу их»?

Когда царь бежал в пустыню. Так душа жаждет быть садом: насаждать, поливать, возделывать, узнавая во всем голос Бога. Так у псалмопевца: «Прилипла душа моя к Тебе, и поддержала меня десница Твоя». Десница – и как Божий промысел ведущий, и как тропинка в саду, и как сам райский сад.